«Был бездарным, но старался». Эдгард Запашный рассказал корреспонденту «Российской газеты» – нашего информационного партнёра, как создать альтернативу «Цирку дю Солей»

Звезда кино Стивен Сигал на днях был замечен в Большом Московском цирке на представлении «Страшная сила». Кого-то это удивило, но, как выясняется, актер давний поклонник братьев Запашных, которые возглавляют цирк на Проспекте Вернадского вот уже десять лет. А недавно здесь же снялся в своем клипе Тилль Линдеманн – лидер группы « Rammstein » .  Другими словами – один из самых больших цирков в Европе становится по-настоящему мировой ареной. О том, как этого удалось добиться, мы поговорили с народным артистом России, дрессировщиком Эдгардом Запашным.

– Эдгард, вы уже десять лет у руля Большого Московского цирка.  Можно подводить первые итоги. Но сначала хочу спросить вот о чем  – скажите честно, на вас продолжают писать доносы?

– О да! Доносы стали писать сразу, как только я выиграл конкурс на должность директора Большого Московского цирка. И сейчас пишут. Есть те, кто открыто со мной борется, это, как правило, цирковые или околоцирковые люди, которым любая власть не нравится, пока они сами не станут этой властью. А есть люди, которые просто напросто создают любой повод для проверки. Доходит до идиотизма. Вы слово «диссидент» знаете, да? Ко мне недавно пришел прокурор, рассказывает: «Нам поступила анонимка, что  вы диссидентов в клетках содержите».  Я говорю: «Вы это сейчас на полном серьезе?» Он отвечает: «Да, мы обязаны проверить». И мы пошли с ним по цирку искать диссидентов.

– Но, конечно, не нашли, потому что их тиграм скормили?

– Да, госзаказ так выполняем (смеется).

– Кстати, насколько правда, что Большой Московский цирк полностью на обеспечении государства?

– Это не так.Мы не бюджетная организация, то есть мы не сидим на госигле. Когда я участвовал в конкурсе на должность директора Большого Московского цирка, то реально понимал, что иду на не бюджетное место, что мне надо будет реальные живые деньги зарабатывать, иначе с меня тут же спросят. Цирк – это коммерческая организация. И когда я пришел сюда, мы начали зарабатывать.  Кстати, буквально на следующий день после моего назначения продажи билетов поднялись на 15 процентов . 

  –  Но большой цирк – большие траты. К тому же все мы помним,  что десять лет назад цирк на Вернадского ничем не отличался от того, каким он был и при СССР.

– Но зрители не видели самого страшного. Во многих помещениях для артистов и животных можно было в буквальном смысле фильмы ужасов снимать. С потолков свисали сталактиты. Мы много средств и сил потратили, чтобы привести все в порядок. В балетном зале можно было спокойно разводить крыс – не было пола, все протекало насквозь. Сейчас это реально хороший балетный зал для танцевальных репетиций с зеркалами и станками.

В цирке не было своего тренажерного зала, артисты гантели с собой из дома приносили. А сейчас у нас полноценный спортзал. Мы сделали несколько совершенно новых помещений для животных – я убрал ненужное оборудование из цирка, врезал окна, провел вентиляцию, полы резиновые сделал с подогревом. У нас теперь есть даже солярий для лошадей.

В зрительской части тоже многое пришлось ремонтировать, как вы правильно заметили – с  момента открытия цирка в 1971 году ничего не менялось. А цирк – это же атмосфера, зрителю должно здесь нравиться, он должен хотеть вернуться. У нас сейчас ежегодно около миллиона зрителей бывает. Так что работы еще много.  

– Миф о том, что в цирке бьют животных, удалось как-то за эти годы развеять?

–  Я придумал формат открытой репетиции для того, чтобы зрители окунулись в закулисье, чтобы имели возможность пообщаться с артистами, увидеть, как трюки готовятся и так далее. Все это мы сделали, чтобы бороться со стереотипом – в цирке насилие, издевательства, голод, холод  и штыри. Я двести тысяч раз говорил и показывал всем так называемым зоозащитникам, что в цирке невозможно работать через насилие – только через любовь и доверие. Наши зрители это видят, понимают. Но тех, кто не хочет замечать очевидного, не переубедишь. Поэтому мы больше сконцентрировались на том, чтобы рассказывать про цирк, как про уникальный объект, имеющий не только историческую ценность, но и ценность, прежде всего, культурного характера, даже в контексте мировой истории.

– Это мировая тенденция.

–   Потому что есть некое стереотипное отношение, что цирк это носики-курносики, пуделя и плохо намазанные клоуны, а цирк это по-настоящему очень серьезное не только искусство, но и язык общения со зрителем. Мы можем направлять его, воспитывать, а самое главное пропагандировать – что сейчас очень важно – имидж страны. Кто прорывал железный занавес? Балет, опера и цирк. Эти виды искусства понятны везде и всем вне зависимости от возраста, пола, религиозных убеждений. И здесь не требуется перевода.  Но из-за стереотипного отношения цирк остается недооцененным искусством в нашей стране. На Западе нас считают более солидными, чем на Родине.  

–   Поэтому на Западе так много наших артистов работает, в том же «Цирке Дю Солей».  При этом внутри России подобных шоу нет…

– Я лично свято верю, что мы, русские люди, способны делать продукт мирового формата.  Поверьте мне, что при правильном подходе, при правильной поддержке мы способны создать альтернативу «Цирку дю Солей». Всего два-три года правильного государственного финансирования и определенного политического ресурса – и про Большой московский цирк, как и про «Росгосцирк», будут знать во всем мире. Но наша основная проблема в том, что мы сами не верим в себя. Плюс ко всему мы теряем то, что было в СССР. Большой театр знали все, а сейчас, я уверен, что даже слово «Большой» не так громко звучит, как раньше. Не говоря уже о русском цирке.

– Как у вас оказался Тилль Линдеманн ?

– Тилль нанял российского режиссера Анну Цуканову-Котт, и они начали думать, что делать. А Тилль, как я успел убедиться, чувак с пулей в голове в хорошем смысле этого слова. То есть, он реально готов рисковать ради какого-то хорошего продукта. И Аня ему говорит: «Давай ты с тиграми снимаешься, причем, не просто рядом постоишь, а пусть тебя животное оближет, может быть, поцарапает». Он быстро согласился, они тут же мне звонят, и я еду в ресторан знакомиться с Тиллем. Увидел хорошего здорового мужика, который полностью отдает себе отчет, что дело задумалось опасное. Я говорю: «Репетировать будем?»   Он отвечает: «Нет проблем».

И вот Тилль приехал в Большой Московский цирк. Спрашиваю: «Готов   лицо сунуть в пасть тигру?»  Он: «Да готов». И прямо сразу в близкий контакт с тиграми пошел, без всякой опаски. На моей памяти никто из артистов мужского пола такого не делал. Три дня у нас шла работа с ними. И в итоге сняли клип.  Я уже видел смонтированную версию. Но сейчас из-за антирусских настроений все поставили на паузу, поэтому, когда клип выйдет – непонятно.

– Как вы все успеваете?! На вас один из самых больших цирков Европы, вы ведете свою программу на ТВ, плюс вы волонтер – пропагандируете  ЗОЖ, ездите в горячие точки. К том уже просто помогаете разным незнакомым людям – кому операцию пробить, кому пособия… В чем ваша сила?

–   Я свято верю, что жизнь одна. И я свято верю в то, что есть какие-то вещи, которые в конце жизни будут характеризовать тебя6 зря ты жил или нет. Есть такой пример, почти миф – один клоун попросил, чтобы после его смерти на надгробии написали: «Был бездарным, но старался». В этой фразе очень многое заложено. С одной стороны, человек, может быть, под конец жизни осознал, что он не суперклоун, но с другой стороны, ему самому перед собой не стыдно, потому что он реально старался. Не всем дано полететь в космос, но есть люди стремящиеся. И, наверное, вот это есть самый главный показатель того, что ты был хорошим человеком, что ты старался, пытался, что-то делал. Вторая часть фразы для меня является самой ценной. Мне кажется, я стараюсь жить так, чтоб после моей смерти хоть кто-то сказал: «Запашный был хорошим человеком». Еще лучше: «Хорошим примером для других». Мне кажется, это сегодня, в век эгоизма и себялюбия,   очень важно.

Максим Васюнов, «Российская газета»